О РАБОТЕ ХУДОЖНИКА

О работе художника

Текст: Вадим Горбатов

Меня часто спрашивают: «Как ты рисуешь все это? Ты, что, действительно видел всех этих медведей, лосей, тигров? И что – они сидят, ждут, пока ты их нарисуешь?»

«Разумеется, да. Видел!» Были редкие встречи, которые врезались в память на всю жизнь. О них будет речь впереди.

«И, разумеется, нет!» Они не сидели и не ждали, пока я их нарисую. Чаще я видел лишь следы, чувствовал запах, натыкался на остатки трапезы, лежки, линные перья. Конечно, бывают удачи. Если сидеть тихо, а зверь приближается по ветру, он может выйти на тебя. Если у художника есть навыки охотника и биолога, то он может подкараулить животное на местах кормежек, на водопоях, у гнезд, сможет подобраться с биноклем к кормящемуся на болоте лосю или подманить рябчика. И тогда можно сделать серию набросков, записать что-то, в блокнот сделать зарисовки по свежим впечатлениям. Но чаще всего в лесу успеваешь заметить лишь силуэт животного или услышать шум крыльев, и все – уже никого нет, лишь качаются кусты. В таких случаях, конечно, невозможно сделать подробный рисунок с натуры. Но, собственно, не в этом задача художника, который пришел в лес. В конце концов, этих зверей и птиц можно нарисовать и в зоопарке, подробно разглядеть в книгах и фотоальбомах. А вот личные ощущения во время таких встреч, ощущения твоего присутствия вместе со зверем в его лесу, в его среде, ощущение неразделимости животного и природы – все это можно почувствовать только на месте. Ни один фильм, никакое фото не могут этого заменить: «Ты видел этого зверя, он прошел только что вот здесь, именно здесь!» И ты рисуешь на этом самом месте, в еловом сумраке, в прохладной тишине, чувствуешь ладонью влажность мха… И мне нравится это безлюдье, тихое тиньканье синичек, – и, как могу, я стараюсь перенести это на бумагу, чтобы забрать с собой.

Рисовать в лесу непросто. Глаза разбегаются от огромного количества деталей, заполняющих все пространство. Свет и тени, постоянно смещаясь, полностью меняют всю картину. Но художник работает не так, как фотоаппарат. Он видит все сразу и в то же время ощупывает глазами каждую деталь, отбирает главное, усиливает и обостряет то, что кажется ему важным, то чем он восхищается! Он по-своему перемещает элементы пейзажа, захватывает то, что ему нужно, даже если эти детали расположены за спиной. Одновременно он вписывает в постепенно оживающую картину своего героя. Рисуя пейзаж, художник в то же время как бы видит перед собой животное, хотя он видел его здесь, может быть, месяц назад или видел здесь лишь свежие следы. Такое «видение зверя в пейзаже» основано на опыте прежних встреч, на остроте воображения, на умении представить, как животное движется, кормится, убегает, на умении художника без натуры, по памяти, используя воображение нарисовать зверя или птицу в нужном ракурсе и повороте. Но самое главное на умении так показать зверя или птицу в пейзаже, чтобы зритель чувствовал, что они не пририсованы, а являются неотъемлемой частью картины. Мне не раз приходилось рисовать животных там, где их видел не я, а другие люди: охотники, зоологи, егеря. Они показывали мне место и рассказывали подробно о встрече и, увидев позже законченную работу, соглашались: «Да, было именно так». Случались и вообще мистические вещи – звери приходили туда, где я их нарисовал. Так было с медведем, который пришел ко мне буквально туда, где я сидел и рисовал бредущего по весеннему снегу зверя. Так было с волками, когда я нарисовал их, идущих через озеро по льду, и через пару часов они пришли именно по льду с другого берега прямо к нашей избе!

Воображение помогает художнику и в том случае, когда какое-либо животное трудно увидеть в местах его обитания. Я не раз наблюдал и рисовал тигра в джунглях Индии, но когда я бродил по дальневосточной тайге, я не надеялся увидеть тигра. Слишком мала вероятность встречи. Даже зоологи, специалисты по тигру, годами бродящие по тайге, бывает, так и не встречаются с ним в природе. И я, конечно же,  не увидел тигра. Но зато я увидел более важные для меня вещи – мир, в котором он живет, дальневосточную тайгу. Мне показали конкретные места, где видели его следы, остатки добычи, места, где видели самого зверя. И когда я, наполненный впечатлениями о встречах с индийскими тиграми, пробирался вдоль таежного ручья или отдыхал на вершине сопки, передо мной почти вживую, отчетливо до жути возникал тигр. Это ощущение реального присутствия зверя возникает только в местах его обитания, поэтому художник, рисующий животных, должен обязательно бывать там, где живут его герои. Увидеть и отобразить эти места, может быть, даже важнее, чем увидеть и зарисовать само животное. Убедительность и достоверность картины зависят прежде всего  от правдивости и точности пейзажа. Только чувствуя неразрывное единство животного с его «средой обитания», художник может выразить свое восхищение той божественной первозданной гармонией, которая называется ДИКОЙ ПРИРОДОЙ.

Я хотел бы поблагодарить моих друзей-зоологов: Владимира Калякина, Валентина Пажетнова, Ральфа Пфеффера, Олега Белялова, Александра Сорокина, Сергея Смиренского, Юрия Маркина, которые помогли мне попасть туда, где еще сохранилась нетронутая природа и где я имел возможность наблюдать и рисовать диких животных в их родных местах.

Я искренне благодарен моему товарищу охотнику, рыбаку и писателю, Леониду Вертелю, чей дом на берегу озера в глубине карельских лесов стал и моим домом.

Я благодарю директора голландского фонда «Художники для природы» Исбрандта Брауэрса за возможность увидеть природу и животных разных стран, рисовать плечом к плечу и обмениваться опытом с ведущими художниками-анималистами разных стран.

И, конечно, я благодарен моим зрителям за их искренний интерес к моей работе.